АВТОР: АЛЕКСАНДР КОПЫТИН
Арт-терапевтическая среда с точки зрения клинического, социального и экологического подходов
В статье анализируются разные содержания понятия «арттерапевтическая среда» с точки зрения традиционных и новых методологических подходов, включая психологию окружающей среды, экопсихологию и экотерапию. Неоднозначность определений «арт-терапевтической среды» в соответствии с психоаналитической теорией и клиническими взглядами, с одной стороны, и социально ориентированными и экологическими подходами, с другой стороны, обусловливает проблемный характер ее рассмотрения и отражает многообразие перспектив развития арт-терапии в современных условиях. Статья отражает основные идеи, представленные в первой главе недавно опубликованной книги «Зеленая студия: природа и искусство в психотерапии» (New York: Nova Science Publishers, 2016).
Введение

В последние годы отмечается значительное расширение спектра форм и областей использования арт-терапии. Происходит становление ее новых моделей — клинической, социальной и экологически-ориентированной. Они характеризуются все более тесной связью с клинической медициной, с одной стороны, и повышенным вниманием к социокультурным и иным средовым факторам, с другой стороны. Одной из важных тенденций развития современной арт-терапии и других терапевтических подходов в целом является усиление внимания к среде как одному из важных условий эффективности лечебно-профилактических и реабилитационных мероприятий (Феннер, 2014; Henley, 1995; Kalmanowitz and Lloyd, 1997, 2002, 2005, 2011). Повышение внимание к среде как одному из факторов эффективного лечения, обучения и социализации также в последние годы отмечается в медицине, социальной работе и образовании (Дерябо, 1999; Панов, 2004; Рубцов, 2000; Слободчиков, 2000). Проникновение арттерапии в деятельность разных служб и учреждений определяет условия, в которых проводятся арт-терапевтические мероприятия, накладывает свой отпечаток на формирующиеся представления об арт-терапевтической среде.

Определения терапевтической среды

Используемые на сегодняшний день представления о терапевтической среде и ее функциях тесно связаны с психологическими (прежде всего психодинамическими) теориями отношений, рассматриваемых в качестве наиболее общей основы терапевтических изменений. Основное внимание в этих теориях обращается на формирование терапевтических отношений, обеспечивающих кристаллизацию психологических феноменов и взаимное оформление личностного опыта клиента и психотерапевта. Терапевтическая среда, наряду с другими факторами, создает условия для установления и развития терапевтических отношений, основанных на доверии и безопасности и соблюдении терапевтических интересов клиента. Она обозначает границы лечебного процесса и отношений клиента и терапевта, которые неразрывно связаны с этическими принципами терапии. В то же время разные психотерапевтические подходы несколько по-разному трактуют понятие терапевтической среды и наделяют ее разными функциями. Нельзя не признать, что традиционные психодинамические и клинические представления о терапевтической среде характеризуются существенными отличиями от тех представлений, которые отличают постмодернистские подходы, включая экотерапию, социально ориентированные направления и нарративный подход. Если в традиционных психотерапевтических подходах (связанных прежде всего с психоанализом) терапевтическая среда рассматривается преимущественно как «нейтральная», закрытая, устойчивая и находящаяся под контролем терапевта, то в экотерапии и социально ориентированных постмодернистских подходах она представляется как более открытая и динамичная. Хотя клиенты могут находиться в институциональной среде, поддерживается их перемещение в более открытое социальное, культурное и природное пространство как важное условие достижения лечебно-профилактических и реабилитационных эффектов.

Перемещаясь в это пространство, клиенты, как правило, занимают активную позицию. Они не только ощущают на себе его воздействие, но и в той или иной форме воздействуют на окружающую среду. Представления о терапевтической среде на сегодняшний день не исчерпываются теми смысловыми нагрузками и функциями, которые связаны с процессом психотерапии и отношениями клиента и терапевта, но зачастую охватывают более широкий спектр отношений, формируемых внутри лечебного учреждения между получателями и провайдерами услуг. В эти отношения оказываются включены полипрофессиональная бригада специалистов и терапевтическое сообщество, медицинское и иное оборудование лечебнопрофилактического учреждения, родственники пациентов, общественные волонтерские организации, принимающие участие в процессе лечения, архитектура и дизайн помещений, искусство, природа и иные элементы. Все они призваны создать атмосферу наибольшего комфорта для получателей и провайдеров услуг и обеспечить оптимальные лечебно-реабилитационные эффекты. При рассмотрении терапевтической среды в последние годы также имеют в виду ее физические, психологические и социальные составляющие.

Арт-терапевтическая среда с точки зрения психоаналитического и клинического подходов

Исторически клиническое направление в арт-терапии, особенно за рубежом, тесно связано с психоанализом с его пониманием природы, лечебных факторов и условий эффективной психотерапии. Согласно психоаналитическим представлениям психотерапевтическое пространство рассматривается как особая среда, в которой происходит взаимодействие между психотерапевтом и клиентом. Терапевтическая среда должна быть достаточно закрытой, создавать ощущение доверия и безопасности, защищать приватность и конфиденциальность терапевтического альянса, минимизировать отвлекающие воздействия. Не случайно при характеристике арт-терапевтического кабинета подчеркивается психологическая атмосфера интимности (Феннер, 2014), выступающая предпосылкой формирования «экологии взаимного влияния» (McNiff, 1995). Важным назначением психотерапевтической среды, согласно психоаналитическим представлениям, является создание условий для психологического регресса как важного условия проявления и осознания привычных схем мышления и поведения клиента.

Арт-терапевтический кабинет служит для него своеобразным «убежищем», создает условия для дистанцирования от привычной среды жизнедеятельности, поддерживает процессы активного воображения. «Что бы здесь (в арт-терапевтическом кабинете) ни происходило — пишет Schaverien (1989), — оно будет в той или иной степени отделено о повседневной жизни... Это имеет очень большое значение, так как без ощущения пространства, вынесенного за пределы внешнего мира, будет сохраняться склонность пациента действовать и реагировать неосознанно, то есть так же, как он вел себя в повседневной жизни. Наличие же определенных границ обеспечивает возможность для поддержания психотерапевтической дистанции. Это также позволяет клиенту отстраниться от внешнего мира, что дает ему возможность психологического регресса и функционирования в качестве наблюдателя за своим собственным поведением» (Р. 149). Schaverien рассматривает физическую среду кабинета и похожие на ритуалы действия арт-терапевта во время сеансов в качестве метафор внешней рамки. Внутри этой внешней рамки есть еще одна — внутренняя рамка, организующая создание образов и психические процессы клиента. Она сравнивает данный процесс организации опыта путем его помещения в рамку с видом из окна. Такая рамка акцентирует внимание на том, что в конкретный момент времени представляет для клиента наибольший интерес. Подходящая, умело организованная среда арт-терапии формирует ощущение «расслабленного ожидания, повышенной восприимчивости, блуждающего сознания и расфокусированного восприятия» (1989, Р. 68). Творческий процесс, протекающий в такой среде, в основном отражает содержание внутреннего мира (бессознательного) клиента, опосредует и потенциирует терапевтические отношения.

Традиционный клинический подход к рассмотрению лечебной среды признает ее как обеспечивающую охранительный режим и относительную изоляцию от внешнего пространства в целях безопасности самого пациента и общества. Это длительное время определяло систему содержания психически больных. Основные признаки арт-терапевтической среды в соответствии с психоаналитическими (и в определенной мере также клиническими) представлениями следующие: относительная закрытость внешних границ; фокусировка на терапевтических отношениях и внутриличностных процессах; дозирование психологической нагрузки; перемещения внутри терапевтической среды и из нее во внешнюю среду контролируются/регламентируются; клиент имеет относительно незначительные возможности влияния на среду, которая должна быть «нейтральной». Зарубежные критики клинической модели в арт-терапии полагают также, что защитная и контролирующая функция терапевта, распространяющаяся на его отношения к среде терапевтического кабинета, отражает властные отношения в обществе. Представители помогающих профессий не являются «невинными», но реализуют определенную политику, основанную на регламентированных статусных различиях в обществе, касающихся провайдеров и получателей услуг (пациентов)» (Rossiter, 2000). Клиническая и психодинамическая модели в психотерапии с характерным для них пониманием функций терапевтической среды оказываются детерминированными социальными отношениями и интересами властных социальных групп, а также представлениями о личности и процессе ее формирования, психической норме и патологии и задачах лечения (Nelson and Prilleltensky, 2005; Prilleltensky and Nelson, 2002).

По мере развития арт-терапии и ее возрастающего сближения с медициной некоторые представители данного направления стали выражать сомнение в том, что лечебные учреждения являются подходящей средой для «созидания души» ("soul making"), по выражению одного из лидеров американской арт-терапии S. McNiff (1995, P. 183). Внутри профессиональной арт-терапии обозначилось противостояние между клинико-ориентированным подходом и социально ориентированным, более тяготеющим к восприятию среды арт-терапевтической студии как открытой для влияний социума и культуры и способной вносить вклад в их преобразование. В то же время нельзя не признать, что даже в соответствии с клиническими и психодинамическими представлениями характеристики терапевтической среды могут меняться в зависимости от этапа психотерапии (лечения). К концу курса лечения, например, внешние границы становятся более проницаемыми, поддерживается перемещение во внешнюю среду и происходит фокусировка не только на терапевтических, но и внешних отношениях. Среда современных медицинских (в частности, психиатрических) учреждений более дифференцирована.

В психиатрическом стационаре, например, существуют «острые» отделения, предназначенные для активного лечения пациентов с острыми психическими расстройствами. Наряду с ними есть реабилитационное отделение, куда пациенты поступают на долечивание и получение психологической и психосоциальной поддержки. Такие отделения служат своеобразным «переходным пространством», в котором пациенты готовятся к перемещению в более открытую социальную среду. В амбулаторных психиатрических учреждениях также существуют разные отделения — «дневные стационары», реабилитационные блоки и т. п. Все это обусловливает большую вариативность построения среды для лечебно-профилактических и реабилитационных занятий, связанных с использованием искусства и арт-терапии, в медицинских учреждениях.
Среда социальной арт-терапии

Важным вектором развития современной арт-терапии является социальная арт-терапия. В определенной мере она оказывает влияние на арт-терапию клиническую. Исторически социально ориентированное направление в арт-терапии как более интегрированное в окружающее социокультурное пространство связано с моделью арт-терапевтического художественного ателье (студии) и «лечебным искусством» (therapeutic art), придающим большее значение поддерживающим факторам, проявляющимся в процессе творческой деятельности, нежели факторам, связанным с терапевтическими отношениями или применением симптомо- и личностно-ориентированных вмешательств (Kramer, 1971; Lowenfeld, 1952, 1954, 1957). Во второй половине ХХ века студийный социально ориентированный подход развивался под влиянием гуманистической, холистической и адаптационной моделей арт-терапии (Allen, 2008; McNiff, 1995, 2004, 2011; Moon, 2002). В последние годы он зачастую приобретает форму социального активизма, сближается с движением за развитие местных сообществ (community building) (Goldsworthy, 2002; Kapitan and Litell, 2011; Kapitan, 2007; Spaniol, 2005; Timm-Bottos, 2006, 2011).

Bronwen (2012) считает, что студийный подход в арт-терапии изначально располагался «на периферии» арт-терапии, ориентированной на интеграцию в среду медицинских учреждений, однако со временем, начиная с 1990-х годов, студия стала возрождаться и приобрела новые импульсы для своего развития. Представители данного направления в арт-терапии стали предпринимать попытки «включения арт-студий в жизнь местных сообществ… Арт-терапия на базе студий стала приобретать форму коллективной творческой активности, выражая актуальные запросы и ресурсы сообществ» (P. 114). Из «убежища» студия стала превращаться в передний край социальной активности разных слоев населения. Развитие новых форм арт-терапии, связанных с искусством как проявлением социально активной позиции граждан, стимулировало развитие новых концепций творческой деятельности. В отличие от классических психодинамических концепций творческой деятельности, рассматривающих ее преимущественно как акт свободного индивидуального самовыражения, приводящего к отреагированию переживаний и внутрипсихических конфликтов, новые концепции делают акцент на активизации внутреннего потенциала адаптивности и сопротивляемости патогенным воздействиям среды. Повышенное внимание обращается на развитие позитивных социальных связей, сплачивание сообществ на основе совместных занятий творческой деятельностью в условиях открытых студий или ателье. Творческая деятельность в рамках этих новых концепций зачастую также рассматривается как ориентированная на преоб разование окружающей среды личностью и социальной группой.

Одну из новых концепций творческой деятельности, поддерживающих социально ориентированную арт-терапию, развивает такой автор, как Levine (1992, 2011). Согласно Levine творческая деятельность — это созидательная активность субъекта в широком смысле слова. Она имеет своей главной задачей не столько индивидуальное личностное самовыражение, сколько созидание мира не только для себя, но и других. Levine (2011) отмечает, что в соответствии с данной концепцией «творческая деятельность представляет собой не какую-то узкоспециализированную форму художественного творчества, но является выражением и развитием базовой способности людей к оформлению среды жизнедеятельности. Человеческие существа отличаются от других биологических видов тем, что они адаптированы не к какому-то определенному физическому и природному месту обитания, но обладают способностью сами создавать для себя подходящие условия, используя возможности разных условий среды. Создавая для себя подходящие условия, человек оформляет и реорганизует среду обитания. Он создает мир и тем самым творит себя» (P. 23–24).

Данная концепция позволяет переосмыслить роль терапевтической среды, в частности среды арт-терапии, как создающей условия для оформления и организации среды обитания в разных смыслах этого слова. Другой известный представитель американской арт-терапии, McNiff (2011), передает эту идею следующим образом: «Арттерапевтическая студия поддерживает веру с то, то небольшие группы людей, формирующие творческие сообщества, могут влиять на социальную среду… Самые сложные проблемы могут решаться благодаря совместной творческой активности людей, объединенных на основе определенной жизнеутверждающей задачи…» (P. 83). Moon (2010) убедительно выра (2010) убедительно выражает данную позицию, отмечая: «Наша миссия очевидно связана с развитием местных сообществ, а не помощью отдельным лицам. Сейчас профессиональные границы арт-терапевтом зачастую размыты. Все, кто работает на базе студии, оказывают помощь друг другу, и никого не воспринимают здесь как «пациента». Поэтому нередко сложно определить, кто посещает студию за счет средств страховой медицины, а кто работает на базе студии и получает за это заработную плату. В студии ощущается особая атмосфера погружения в мир творчества, эта иная атмосфера, чем та, которая характерна для арт-терапевтических кабинетов на базе больниц. Они более удалены от мест проживания и жизнедеятельности людей. В студии ощущается присутствие родственников клиентов, арт-терапевтов, студентов-практикантов, представителей мира искусства. Все они работают в одном пространстве, создавая новое качество жизни и особую общность» (P. 4).
В последние годы все больше реализуется проектов с участием арт-терапевтов и художников за рамками медицинских учреждений. Арт-терапия в буквальном смысле «выходит на улицы», в места проживания и жизнедеятельности людей. Это существенно влияет на современное понимание арт-терапевтической среды. Оно наполняется новым содержанием. В противоположность психоаналитическому, клиническому взгляду на терапевтическую среду социально ориентированный подход в арт-терапии рассматривает ее как «переходное пространство» в отношениях клиента с более широкой социокультурной и природной средой, поддерживает его включение, реинтеграцию в эту среду.

Основные признаки арт-терапевтической среды в соответствии с представлениями социальной арт-терапии следующие:
• открытость внешних границ,
• перемещения в терапевтической среде (студии) и из нее во внешнюю среду происходят более свободно и контролируются самими клиентами как художниками,
• студия выступает в качестве среды творческого взаимодействия личности с разными субъектами и объектами отношений,
• клиент имеет значительные возможности влияния на арт-терапевтическую среду; его творческое воздействие на нее рассматривается как важное условие изменения его внешних отношений, отношения к самому себе, способствует формированию художественной (творческой) идентичности,
• арт-терапевтическая среда по определению не может быть «нейтральной», несет на себе отпечаток социальных, политических, культурных воздействий.

Обсуждая то, как социальный активизм может быть реализован в терапии искусством, Estrella (2011) отмечает, что от специалистов в этой области требуется «…признание комплекса социальный проблем и их причин, связанных с социальной политикой, экономикой и отношениями с окружающей средой. Эти проблемы охватывают разные сферы. Наряду со многим другим к ним относятся проблемы окружающей среды, требующие соответствующих общественных инициатив…» (P. 51). Ярким примером социально ориентированного подхода в арт-терапии и его влияния на представления об арттерапевтической среде могут служить многие современные амбулаторные художественные ателье. В отличие от ранних художественных ателье в психиатрических больницах, рассчитанных на пациентов с длительными и практически неограниченными сроками госпитализации, многие современные ателье представляют собой такое творческое пространство, которое максимально приближено к жизни пациентов за пределами клиник.
Определение терапевтического пространства с точки зрения экопсихологии и психологии окружающей среды

Психология окружающей среды позволяет расширить представления от арт-терапевтическом пространстве и его отношениях с природной и антропогенной средой. Психология окружающей среды является сравнительно новой научно-практической дисциплиной, фокусирующейся на изучении отношений человека со средой обитания. Дисциплина рассматривает понятие среды широко, включая в нее не только природную среду, но и разные институциональные среды, архитектуру, информационную среду и многое другое. Одним из приоритетных направлений в развитии данной дисциплины являются исследования экологии окружающей среды, затрагивающие проблемы здоровья населения.

Как отмечает De Young (2013), «…в связи с тем, что проблемы экологии приобретают особо острый характер и привлекают к себе значительное внимание, в том числе в сфере социальных наук, дисциплина активно занимается изучением того, как люди воздействуют на среду обитания, влияя на нее, и как, в свою очередь, среда влияет на них» (P. 17).

Психология окружающей среды исследует влияние среды на поведение, здоровье и психологическое благополучие человека. Одна из важных идей, заложенных в психологии среды и способных оказать влияние на развитие эко-арт-терапии, состоит в том, что человеческие существа способны к активному взаимодействию со средой, в том числе в интересах своего выживания. «Хотя имеется много вопросов, связанных с взаимодействием человек со средой, которые требуют более пристального изучения, концепция рационального человека (reasonable person model) и используемые нами экспериментальные модели адаптивного оформления среды (adaptive muddling) служат основой для разработки и использования творческих вмешательств, способных мобилизовать в людях самые лучшие качества. Используемые вместе, данные концепции и модели позволяют сформировать такие программы по работе с населением, которые раскроют заложенные в них способности к исследованию и пониманию среды, повышению своей компетентности, исполнению ответственных ролей, необходимых для решения задачи сохранения среды и ее ресурсов. Данные и концепции и модели связаны с представлением о человеке как активном, целенаправленном субъекте, а не только реципиенте информации, идущей из внешней среды и от экспертов» (De Young, 2013, P. 32).

Одна из ключевых очень важных тем, звучащих в литературе, посвященной исследованиям в психологии окружающей среды, заключается в признании того, что сохранение, восстановление и создании комфортной и здоровой среды обитания способствует ощущению эмоционального комфорта и благополучия и повышает эффективность поведения (De Young, 2010; Kellert and Derr, 1998). Психология окружающей среды поддерживает идею участия (participation) и ставит в качестве одной из задач «повышение уровня вовлеченности граждан в обустройство среды обитания, а также в различные инициативы, направленные на поддержание ее в благополучном состоянии. Данное направление работы связано не только с экологическим просвещением, но и формированием у людей готовности к заботе о среде обитания» (De Young, 2010, P. 224). Хотя идеи и данные исследований, связанные с психологией окружающей среды, пока мало известны большинству арт-терапевтов и иных специалистов сферы психического здоровья, отмечается постепенное повышение интереса некоторых из них к осмыслению среды в разных смыслах этого слова. Арт-терапевты начинают все больше интересоваться комплексными процессами взаимодействия в терапевтической среде, пытаясь выйти за границы традиционной триады клиент-терапевт-артобъект.

По мнению Moon (2002), «архитектура, дизайн интерьеров, ландшафтная скульптура и инсталляция приобретают для нас значение по мере того, как мы проникаемся интересом к физической среде как среде для искусства и творчества» (P. 83). Kalmanowitz and Lloyd (1997, 2002, 2005, 2011) описывают модель «портативной студии», созданную ими в результате проведения арт-терапии в лагерях беженцев. При отсутствии условий для создания полноценной среды для занятий эти авторы попытались использовать те возможности, которые предоставлял выход за пределы здания. Модель «портативной студии» «основана на представлении о том, что клиенты арт-терапии обладают внутренними ресурсами, способностями к адаптации и той внутренней культурой, которая помогает им выражать себя, даже находясь в неподходящих условиях для творчества, но при этом не ощущая себя жертвой обстоятельств…» (2011, P. 123). Они также заметили, что беженцы и иные группы клиентов, участвующих в арт-терапии, устанавливают особые отношения с окружающей средой. Благодаря этим отношениям и творческому взаимодействию со средой они получают положительные психологические эффекты.
Персонализация

В публикациях по психологии окружающей среды также используется выражение «персонализация среды» (Heimets, 1994), связанное с представлением о «средовой идентичности». Под персонализацией среды понимается ее индивидуальное структурирование человеком — субъектом или группой. Именно персонализация среды выражает индивидуальность субъектов и групп в их пространственных и временных отношениях со средой, их уникальность. Невозможность персонализировать среду приводит к появлению чувства отчужденности от нее, ее чужеродности и, как следствие, чувству незащищенности, неуверенности, «потере себя». Персонализация среды имеет важное значение в арт-терапии, во многом определяя особый характер взаимодействия участников занятий с окружающим их пространством.

Она выступает одним из условий решения таких важнейших задач арт-терапии, как:
• личностная реконструкция (коррекция нарушенных отношений личности),
• формирование или восстановление здорового образа Я,
• совершенствование адаптивных моделей поведения, основанных на творческом взаимодействии со средой, деятельности, проактивности,
• поддержка художественной (творческой) идентичности клиентов,
• обретение экзистенциальных, духовных ориентиров и смыслов существования.

Хотя персонализация в какой-то мере происходит также в иных условиях, в частности в других формах психотерапии, лечебной и социальной работы, ее значение и способы ее достижения в арт-терапии особые. В арт-терапии персонализация среды достигается на основе художественно-творческой деятельности клиента, создания изобразительной продукции с ее индивидуально неповторимым стилем и содержанием, обозначения авторства, времени создания работ, их названия, экспонирования работ, создания и оформления индивидуального портфолио или места для хранения созданной продукции. При некоторых формах общинной, социально ориентированной и ландшафтной арттерапевтической практики персонализация может достигаться за счет воздействия на более широкую окружающую среду — природную, антропогенную, информационно-виртуальную.

Персонализация среды в арт-терапии может также осуществляться следующим образом:
• путем выбора и оформления определенного рабочего места в общем пространстве арт-терапевтического кабинета (студии),
• путем выделения клиенту персональной студии,
• путем выбора, подготовки и хранения клиентом персональных художественных материалов (которыми пользуется только он),
• путем «маркировки» элементов среды арт-терапевтического кабинета путем их творческого «присваивания»,
• если участникам арт-терапии разрешается осваивать среду за пределами кабинета, то они могут проявлять инициативу в оформлении этой среды, создавать ландшафтную скульптуру, инсталлировать найденные объекты,
• путем фотографирования и видеосъемки клиентами целостной среды или элементов среды (прежде всего своей продукции), а также себя в среде, в том числе вместе с созданными произведениями.

Наряду с арт-терапией персонализация среды особенно ярко проявляется в творчестве художников-аутсайдеров, самодеятельных художников, использующих разные формы «уличного искусства» (street art), общинного, ландшафтного искусства. Эти тенденции могут поддерживаться арт-терапевтами путем реализации соответствующих проектов общинной, социальной арт-терапии, «искусства местных сообществ».

В случае персонализации пространственной среды происходит опредмечивание («материализация») в пространстве человеком своей индивидуальности, отождествление индивидом части окружающего его пространства с самим собой, со своей личностью. Иными словами, происходит наделение части пространства той субъективностью, которая присуща данному индивиду или группе. В процессе «персонализации» среды в ней не только фиксируются уже сформировавшиеся качества личности человека и его идентичности, но и происходит их дальнейший рост, развитие и трансформация, в том числе за счет интеграции новых компонентов идентичности. Особенно сильно потребность человека в персонализации среды может проявляться в экстремальных ситуациях, в частности, у маргинальных групп, лиц, вынужденных оставить привычную среду пребывания и жизнедеятельности (беженцы, военнослужащие, лица, помещенные в соматическую или психиатрическую больницу, исправительное учреждение, места временного содержания и т. п.).

Разные способы персонализации среды и установления над ней контроля посредством творческих инициатив могут быть использованы арт-терапевтами, а также другими помогающими специалистами в деятельности медицинских, образовательных и социальных учреждений. Подобные инициативы могут рассматриваться в качестве одной из эффективных форм поддержки механизмов творческой адаптации личности, средства гуманизации среды. Это может иметь важное значение в реабилитации разных контингентов — людей с ограниченными возможностями здоровья, наркозависимых, переживающих процесс межкультурной адаптации и других. Важное значение для понимания психологии отношений человека со средой могут иметь представления психологии деятельности, заключающиеся в том, что «в деятельности … осуществляется … единство субъекта и его действительности, личности и среды» (Леонтьев, 1998, C. 20) и что «… предмет становится средой, лишь вступая в действительность деятельности субъекта как один из моментов этой действительности» (там же, С. 8).

Феномен персонализации среды отражает потребность человека в установлении контроля над средой, ее физическом или психологическом «присваивании». Феномен персонализации среды может быть также обоснован с использованием представлений этологической теории искусства Dissanayake (2002), которая отмечает, что «человек обладает естественным стремлением осваивать среду, упорядочивать и вносить в нее смысл» (P. 113–114).
Экотерапевтическая и эко-арттерапевтическая перспектива восприятия терапевтического пространства

Развитие психологии окружающей среды и социально ориентированных подходов в терапии искусством (в частности, арт-терапии) способствовало расширению представлений о терапевтическом пространстве. Дальнейшее развитие этих представлений связано с экопсихологией и экотерапией. Согласно Doherty (2011) экопсихологию можно рассматривать как широкое социальное движение, признающее тесную связь между эмоциональным благополучием и здоровьем населения и благополучием природной среды. Эта идея приобретает особую актуальность в связи с развитием современного экологического движения, особенно такого его крыла, как «глубинная экология» («deep ecology») (Naess, 2008).

Миссия экопсихологии, как заявил Roszak (1992), состоит в утверждении эмоциональных связей человека с природой как важнейшего условия его эмоционального и физического здоровья. Соответственно, не столько сдерживание экономического развития, основанное на переживании страха и вины, сколько укрепление положительных связей человека со средой рассматривается как более эффективный путь решения экологических проблем. Экопсихология отличается от других направлений психологической науки и практики, связанных с изучением среды, акцентом на холистических, телесных, экзистенциальных и духовных аспектах связи человека с природой. Термин «экотерапия» обозначает различные методы физического и психологического целебного воздействия, основанные на контакте человека с природной средой (Buzzell and Chalquist, 2009, P. 180).

Формы и методы работы, используемые в экотерапии, разнообразны и включают: выполнение различных индивидуальных и групповых практик в парках и дикой местности, взаимодействие с животными, посадку растений и создание садов (анималотерапия и гарденотерапия), телесноориентированные практики, техники, основанные на медитации и визуализации, ведение рефлексивных дневников и другие. Отдельную группу экотерапевтических методов составляют методы, основанные на творческом взаимодействии с природной средой с использованием разных экспрессивных форм — изобразительной деятельности (включая фотографию, инсталляции, лэнд-арт, ландшафтную скульптуру и т. д.), движения и танца, музыки, драматизации (ландшафтный театр и ритуалы), повествовательной активности (eco arts therapies, nature-based expressive therapies). Наиболее полное изложение теоретических основ и приемов эко-арт-терапии и экологически-ориентированной терапии искусством содержится в недавно изданной работе под названием «Зеленая студия: природа и искусство в терапии» (Kopytin and Rugh, 2016).

Экотерапия с характерным для нее пониманием задач и условий эффективной помощи обнаруживает ряд принципиальных отличий от большинства «классических» направлений психотерапии, включая классический психоанализ и большую часть психодинамических терапий, когнитивно-поведенческую и экзистенциально-гуманистичесую психотерапию. Это особенно бросается в глаза при рассмотрении сущности и роли терапевтических отношений как фактора положительных изменений, а также содержания и границ терапевтической среды. В то же время нельзя не признать того, что экотерапия, как и большинство «классических» и современных психотерапевтических подходов, базируется на психологических теориях отношений, рассматриваемых в качестве наиболее общей основы терапевтических изменений.

Однако если основными участниками системы терапевтических отношений в большинстве психотерапевтических направлений выступают клиент и психотерапевт, то в экотерапии природа становится третьим, полноправным ее участником. По мнению Berger (2009b), в такой частной форме экотерапии, как природная терапия, «…в центре внимания оказывается то, как природа и отношения клиента с природной средой могут дополнять характерные для большинства психотерапевтических методов отношения клиента
с терапевтом. Природа не только расширяет границы физического пространства терапевтического взаимодействия, поскольку предусмотрен выход за пределы замкнутой и статичной среды в более открытую и динамичную природную среду, но и расширяет дискурс терапевтических отношений. Они начинают включать не только отношения человека с человеком, но и отношения человека с неантропоморфными формами жизни» (P. 57). Burls (2007) использует понятие «современная экотерапия», обозначая им такие виды экотерапевтической практики, при которых клиенты занимают активную позицию в отношениях с природой и включаются в какую-либо деятельность, связанную с заботой о природе.

При этом она апеллирует к данным исследований терапевтических, восстановительных эффектов, связанных с тремя основными видами контактов пациентов с природной средой:
• когда пациенты созерцают природные ландшафты или объекты (включая образы природы на картинах, фотографиях или видеофильмах);
• когда они непосредственно погружены в природный ландшафт, но занимают пассивную, рецептивную позицию;
• когда они активно вовлекаются в определенную деятельность, взаимодействуя с природной средой.

Хотя все три вида контактов с природой используются в рамках экотерапевтических программ, Burls считает, что последний вид контактов обладает наибольшими терапевтическим возможностями. Они связаны, в частности, с такими формами экотерапевтической практики, когда пациенты занимаются посадкой и уходом за растениями, путешествиями, верховой ездой в природной среде и некоторыми другими. По мнению Burls (2007), характерная для современной экотерапии активная позиция пациентов является также важным фактором изменения коллективного поведения. Поведенческие интервенции более успешны, когда определенные выгоды получают как субъекты деятельности, так и та сторона, объект или иной субъект, на которые эта деятельность направлена. В сфере психического здоровья, например, это может быть связано с таким типом отношений между получателями (пациентами) и провайдерами услуг (медицинскими и иными работниками), когда первым передается часть ответственности за ту или иную деятельность, связанную с воздействием на других субъектов или объекты (например, природную среду). Как отмечает Burls (2007), «в рамBurls (2007), «в рам (2007), «в рамках экотерапевтического подхода клиенты становятся активными субъектами деятельности. Они перестают быть исключительно теми, на кого направлено воздействие, а сами начинают оказывать определенное воздействие на окружающую среду. За счет этого более успешно достигаются лечебно-реабилитационные эффекты и меняются поведение и образ жизни. Они начинают чувствовать себя как способных влиять на окружающую среду и сообщество. Все большее число людей учится бережно обращаться и заботиться о природе, начинают воспринимать имеющиеся в их распоряжении природные очаги как источники здоровья и благополучия» (P. 35).

Экопсихология и экотерапия (включая эко-арт-терапию) придают важное значение восстановлению и укреплению индивидуальной и коллективной эко-идентичности как условию формирования природосберегающих установок и образа жизни. Поскольку экопсихология и экотерапия признают тесную связь эмоционального благополучия и здоровья человека с благополучием и «здоровьем» окружающей среды, экотерапевтические практики используют преимущественно естественную природную среду. В связи с этим необходимо уточнение того, что такое естественная природная среда. По мнению De Young (2013), по мере развития экопсихологических исследований и ее методологии стало понятно, что разделение антропогенной и естественной природной среды не всегда возможно и малопродуктивно. Очевидно, что даже в городе очень сложно найти пространства, совершенно лишенные природных объектов, поскольку люди ощущали бы себя в такой среде очень плохо. С другой стороны, «очень сложно найти совершенно дикую природу, где не ступала бы нога человека.

Психология окружающей среды признает, что практически все люди имеют опыт взаимодействия с природой в ее разных проявлениях, хотя в ней обычно присутствуют следы человеческого воздействия. Это хорошо видно на примере городских парков и набережных, зоопарков и аквариумов, скверов и мест для медитации, терренкуров и дорожек для велосипедистов, маршрутов для прогулок в горах и многих других случаях. Природу или отдельные природные объекты можно видеть практически из окон любого дома… Природа присутствует в нашей жизни в виде шума листвы и потоков воды, весеннего ливня, полной луны, океанских волн, и все эти проявления имеют потенциал психологического воздействия на человека» (De Young, 2013, P. 18). В то же время необходимо определение характеристик той среды, которая может быть использована в процессе экотерапевтических практик, включая экоарт-терапию. Хотя определенная часть занятий или некоторые из них целиком могут проходить в помещениях, например в арттерапевтическом кабинете или студии, особое значение имеют занятия на свежем воздухе, взаимодействие участников занятий с природной средой. При этом среда может быть весьма различной. Даже в городе трудно найти места, совершенно лишенные природных объектов, таких как деревья, газоны, водоемы, панорамы неба и другие, с которыми могут взаимодействовать участники занятий. Большинство городов и населенных пунктов также включают «зеленые зоны», такие как парки и скверы. Даже в центре мегаполисов нередко можно найти анклавы с большим разнообразием растительных форм. Может быть использован широкий спектр разных сред, характеризующихся различным сочетанием природных и неприродных
объектов.

Ответом на вопрос «Сколько природы необходимо для проведения экотерапевтических практик?» может быть: разнообразные ландшафты, в которых природа представлена в том или ином виде. Это может быть зеленая зона вокруг больницы или школы, с одной стороны, и более дикая природа, находящаяся на том или ином удалении от населенного пункта. Экотерапевтические, эко-арттерапевтические занятия могут проводиться в любой среде, где есть природа или отдельные природные объекты, однако важно, чтобы «именно они были в центре внимания и составляли основу для работы» (Berger, 2009b, P. 240). Не обязательно, чтобы все экотерапевтические практики проводились на свежем воздухе. Иногда выходу в природную среду будет препятствовать физическое или психическое состояние участников, создающее риск нежелательных последствий для их здоровья. Можно использовать разные виды экотерапевтической и эко-арт-терапевтической активности, даже оставаясь в помещении. Принципиально важно также признать, что восприятие природной среды и объектов и способы взаимодействия с ними определяются не только их качеством и количеством, но тем отношением, которые человек с ними устанавливает, и мотивами его деятельности.

Ниже более обстоятельно рассматриваются некоторые особенности восприятия природной среды, имеющие важное значение для экотерапии, включая эко-арт-терапию.

1. Взаимодействие с природной средой отличается особым качеством и направленностью внимания, что может обусловливать особые эффекты ее воздействия на человека. Некоторыми авторами описан «микровосстановительный эффект» (Kaplan and Kaplan, 1989; Kaplan and Kaplan, 1990) пребывания в природной среде с ее разнообразными полимодальными стимулами, связанный с «созерцательным погружением» в нее. Отвечая на вопрос о том, в чем прежде всего состоит благотворный эффект созерцания природных пейзажей, R. Kaplan (1995a, 1995b) подчеркивает снижение «ментальной усталости», которая возникает в результате длительной и непрерывной, хотя и интересной работы. Данный автор рассматривает два вида внимания. Одно из них представляет собой направленное или активное внимание, которое требует затрат психической энергии и неизбежно приводит к переживанию усталости. Другое — «зачарованное внимание» (fascifascination), не требующее усилий и доставляющее удовольствие. «Ментальная усталость» возникает вследствие первого типа внимания (1995a), в то время как второй тип внимания характеризует восприятие природной среды, вызывая состояние «спокойной зачарованности» («quiet fascination») (P. 103). Если человек пребывает некоторое время в этом состоянии, то эффект «ментальной усталости» снимается. Следует также признать, что в процессе эко-арттерапевтических видов деятельности внимание участников направлено не только во внешнюю среду, но во внутреннюю, предполагает созерцание «внутренних пейзажей» эмоциональных состояний, физических ощущений, представлений, фантазий и свободных ассоциаций. В процессе творческой деятельности происходит взаимодействие и «слияние» внутренних и внешних объектов. Этот процесс тесно связан с символообразованием, являющимся важнейшим фактором терапевтического взаимодействия в арт-терапии.

2. Дифференциация «центральных» и «периферических» частей и объектов среды. В восприятии природной среды важную роль играет перцептивное отношение «центрпериферия». Это означает, что в восприятии пространства природной среды происходит субъективное выделение его «центральной части», которая оценивается субъектом выше, чем «периферическая». Разделение «центра» и «периферии» имеет условный характер, определяясь как их социокультурным значением, так и важностью для жизнедеятельности разных биологических видов. Определенную роль играют эстетические качества объектов, а также их функция упорядочивания и организации среды и протекающих в ней процессов за счет регулярности-повторяемости, доминантности и других свойств. В качестве центральных и более важных элементов чаще всего субъективно выделяются источники воды, небесные светила — солнце, луна, звезды — и их перемещения по небосводу, возвышенности (гора, холм), камни, доминирующие растительные формы и другие. Нередко повышенное значение придается тем элементам среды, которые обеспечивают большую безопасность и приватность, имея естественные границы и выступая подобием дома или укрытия. На использовании таких естественных форм или их создании или оформлении участниками занятия основаны некоторые виды эко-арттерапевтической практики (Berger, 2009a, 2009b; Berger and Lahad, 2013; Kopytin and Rugh, 2016).

3. Естественная природная среда может восприниматься двояко, что может быть связано с двумя формами взаимодействия с ней. Первый способ связан с восприятием среды как совокупности объектов, второй — с ее восприятием в качестве живого единого целого, иногда воспринимаемого как «субъект». Данные два типа восприятия и взаимодействия со средой могут быть также связаны с двумя этическими позициями и способами отношений со средой — утилитарно-потребительским, субъект-объектным и ценностным, субъект-субъектным. Вступая в первый тип отношений со средой, человек познает и осваивает, организует и подчиняет ее своим интересам. Вступая во второй тип отношений с природной средой, человек привносит в них экзистенциальные и духовные компоненты опыта, переживает природу как нечто прекрасное, формирует эмоциональную привязанность в природной среде, переживает ее как «значимого другого» — подобие родительской фигуры, учителя, партнера и т. д.

Хотя эти типы отношений с природой возможны и необходимы, у современного человека преобладает первый тип отношений. Как отмечает Berger (2009b), «в целом, можно говорить о двух типах отношения человека с природой. Первый является
инструментальным и связан с восприятием природы главным образом как источника удовлетворения потребностей человека. Второй тип отношений человека с природой связан с признанием самоценности природы и ее права на существование, независимо от нужд человека» (P. 63–64).
"Зеленая студия"

В настоящее время в общественном здравоохранении и социальной политике развитых стран мира наблюдается тенденция к использованию природной среды в качестве важного фактора укрепления здоровья населения. Как отмечает один из ведущих британских экспертов в области экологии здоровья Burls (2007), «укрепление здоровья населения на основе активизации контактов с природной средой, «зелеными пространствами» выступает важной инновацией в общественном здравоохранении» (Р. 27). Сады, парки и другие доступные «зеленые пространства» предлагается рассматривать в качестве важных ресурсов сохранения здоровья, которые могут быть наилучшим образом использованы на основе социально-экологического подхода. Концепция «Зеленой студии» является не экзотической или романтической затеей, но весьма практичной и способной открыть новые возможности для специалистов в области терапии искусством для реализации эффективных и экономичных видов медицинской, психологической и социальной помощи населению.

Модель «Зеленой студии»/ Эко-студии (Kopytin 2016) может быть охарактеризована как форма организации терапевтической среды, обладающей признаками «портативной студии» (Kalmanowitz and Lloyd, 1997, 2002, 2005) и являющейся частью природного ландшафта, которая может быть выбрана, творчески обустроена и персонифицирована клиентами и сообществами. «Зеленая студия» не обладает постоянством в такой мере, как традиционное терапевтическое пространство, и отличается сочетанием статических и динамических свойств. Ее динамические свойства определяются более открытыми физическими границами и возможным воздействием природных процессов и других людей на то, что происходит внутри среды. Если «Зеленая студия» создается как доступная природная зона, часть институциональной среды (больницы, реабилитационного центра, приюта, интерната и т. д.) или территория, примыкающая к частному консультативному или арт-терапевтическому центру, ее могут контролировать получатели и провайдеры услуг, и влияние посторонних лиц будет минимизировано.

Если же «Зеленая студия» является частью муниципальной собственности (например, парка) или «дикой местности», специалисты и клиенты не могут контролировать ее территорию. Однако даже в этом случае в результате терапевтических отношений и разных видов деятельности, направленных на творческое освоение среды, у клиентов может формироваться чувство большей безопасности, предсказуемости и порядка. Такие виды деятельности могут включать индивидуальную «маркировку» и персонализацию среды, например, путем расположения камней в определенном порядке, создания ландшафтной мандалы или символического «дома» в природной среде, посадки растений, исполнения ритуалов. Для поддержания чувства безопасности и предсказуемости среды имеет также значение регулярность и структурирование времени занятий. Кроме того, любая природная среда содержит более или менее распознаваемые физические маркеры или символические элементы порядка и предсказуемости, которым обычно придается повышенное значение и субъективно отводится центральное место. Клиенту можно предложить найти или самому создать их. Сочетание различных факторов, включая терапевтические отношения и отношения клиента со средой, при которых он становится активной стороной, которая выбирает, творчески осваивает, создает и организует среду и о ней заботится, «поддерживает эмоциональное и физические обживание пространства и чувство привязанности к месту» (Burls, 2007, P. 17).

«Зеленую студию» можно рассматривать как место, к которому у человека формируется привязанность и которое становится «особенным» местом, когда он реализует свою способность заниматься искусством (Dissanayake, 2002). «Зеленая студия» является зримым выражением творческой функции поэзиса, выходящей за рамки традиционного понимания природы и функции искусства лишь как формы самовыражения и означающей способность человека реагировать на окружающий мир (Levine, 2011). Как поясняет Levine, функция поэзиса реализуется наилучшим образом в совместной деятельности с другими. «Зеленая студия» существует не только в интересах субъекта (клиента), но и в интересах тех, кто взаимодействует или будет взаимодействовать с этим местом — как людей, так и иных форм жизни. Поэтому «Зеленую студию» следует рассматривать как место для укрепления не только собственного здоровья и психологического и физического благополучия (микроуровень), но и здоровья и благополучия сообщества и среды (макроуровень) (Burls, 2007).

Эко-идентичность

Экотерапия нуждается в экологически-ориентированной теории личности. Такая теория должна рассматривать формирование экологических позиций личности и изменения отношений человека с широким кругом разных явлений, включая природу, на разных этапах жизни. Освоение и персонализация окружающей среды, включая ее антропогенные и природные компоненты с их влиянием на человека и разные биологические виды, могут при этом выступать факторами, поддерживающими формирование средовой и экологической идентичности. Концепция эко-идентичности приобретает особо важный характер в системе экопсихологических и экотерапевтических представлений и практик и ставит на повестку дня целый ряд острых вопросов, связанных с различным пониманием структуры и динамики личности в «традиционных» и экологически-ориентированных психологических подходах, затрагивает их философские, антропологические основы. Эко-идентичность можно охарактеризовать как целостную внутреннюю динамическую систему регуляции самоотношения личности, формирующуюся на основе социальных и биологических связей человека, причем не только с людьми, но и другими биологическими видами, экосистемами и биосферой в целом (Kopytin, 2016).

Основой эко-идентичности выступает привязанность человека к природной среде, его отношения и деятельность в этой среде, посредством которых осуществляется персонализация (по сути, «очеловечивание»/«субъективизация») среды, с одной стороны, и интериоризация опыта взаимодействия со средой в результате многоуровневой переработки и интеграции его перцептивных, аффективных и когнитивных (смысловых, экзистенциальных) компонентов, с другой стороны. Эко-идентичность составляет один из аспектов целостной идентичности (Я-концепции), основана на переживании и осознании собственной связи с природой. Она предполагает потребность и способность строить конструктивные отношения с природной средой, пользоваться ее ресурсами и в то же время заботиться об их сохранении и приумножении как важном условии сохранения здоровья, физического, эмоционального и духовного благополучия. Человек с развитой эко-идентичностью занимает активную позицию во взаимодействии с природной средой, осознает связь своего здоровья со здоровьем среды, обладает внутренней культурой экологии здоровья. Развитая эко-идентичность также наделяет человека способностью к эстетическому и этическому восприятию природы. Переживание ее красоты, неразрывно связанное с ощущением гармонии с собственной внутренней природой, выступает также одним из условий творческой деятельности.

Занятия теми или иными видами искусства в экологическом контексте включают саморегулятивные и адаптивные функции и могут рассматриваться как основа для построения практик эко-арттерапии, экологически-ориентированной терапии искусством, направленных на сохранение собственного здоровья, а также здоровья и благополучия среды и ее обитателей. Эко-идентичность активизирует и поддерживает творческую идентичность. При этом последняя опирается на более широкую концепцию творческой деятельности как средовой активности, тесно связанной с переживанием любви к природе и разным формам жизни, природному разнообразию — биофилией (Wilson, 1984). Биофилия включает развитую способность к эмпатическому восприятию среды, придающему отношениям человека со средой субъект-субъектный характер. Гипотеза биофилии связана с представлением о том, что «любой человек обладает внутренней направленностью на построение конструктивных, симпатических отношений с разнообразными формами жизни… и это выступает важной основой его физического и психического развития» (Kellert and Derr, 1998,
P. 63).

Биофилия предполагает девять ценностных характеристик природы, отвечающих за физическое, эмоциональное, интеллектуальное и духовное благополучие и развитие человека. Развитая эко-идентичность, будучи связанной с творческой идентичностью как высшей формой функциональной организации личности (Копытин, 2015), наделяет человека способностью к искусству биофилии (Kopytin, 2016), понимаемому как особая форма творческой деятельности, протекающей во взаимодействии с внешней и внутренней природой человека, «универсальной матрицей жизни». Искусство биофилии мотивировано потребностью в сохранении жизни и биологического разнообразия и хотя имеет глубинные бессознательные, инстинктивные основы, реализуется на основе согласованной работы всех психических функций, включая высшие психические функции и сложные, социально и культурно обусловленные поведенческие акты. Искусство биофилии затрагивает духовную сущность человека и связано с высшими смыслами его существования как субъекта и вида. Занимаясь искусством биофилии, личность актуализирует и утверждает свою уникальность и в то же время универсальность (Копытин, 2015).
Литература:
Дерябо С. Д. Экологическая психология: диагностика экологического сознания. — М.: Московский психолого-социальный институт, 1999.
Копытин А. И. Современная клиническая арттерапия. — М.: Когито-Центр, 2015.
Копытин А.И., Корт Б. Техники ландшафтной арт-терапии. — М.: КогитоЦентр, 2013.
Леонтьев А. Н. Учение о среде в педогогических работах Л.С. Выготского // Психологическая наука и образование. — 1998. — №1. — С. 5–21.
Панов В. И. Экологическая психология. Опыт построения методологии. — М.: Наука, 2004. Рубцов В. В. Оценка образовательной среды школы // 2-ая Российская конференция по экологической психологии. Материалы (Москва:
12–14 апреля 2000 г.). — М.: Экопсицентр РОСС, С. 176–177.
Рубцов В. В., Ивошина Т. Г. Проектирование развивающей образовательной среды школы. — М.: Изд-во МГППУ, 2002.
Слободчиков В. И. О понятии образовательной среды в концепции развивающего образования // 2-я Российская конференция по экологической психологии. Материалы (Москва: 12–14 апреля 2000 г.). — М.: Экопсицентр РОСС, С. 172–176.
Феннер П. Что мы видим? Расширение опыта визуального восприятия в арттерапевтической работе // Исцеляющее искусство: международный журнал арт-терапии. — 2013, Том 18. — №1. — С. 23–43.
Allen P. B. Commentary on community-based art studios: Underlying principles // Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association. — 2008. — 25(1). — P. 11–12.
Berger R. Being in nature — Nature Therapy with older adults // Journal of Holistic Nursing. — 2009a. — 27 (1). — P. 45–51.
Berger R. Nature Therapy — developing a framework for practice. A Ph.D. School of Health and Social Sciences. — University of Abertay, Dundee, 2009b.
Berger R. and Lahad M. The healing forest in post-crisis work with children. — London: Jessica Kingsley Publishers, 2013.
Bronwen L., G. (2012) The Babushka Project: Mediating between the margins and wider community through public art creation // Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association. — 2012. — 29 (3). — P. 113–119.
Burls A. People and green spaces: Promoting public health and mental well-being through eco-therapy // Journal of Public Mental Health. — 2007. — 6 (3). — P. 24–39.
Buzzell L. and Chalquist C. Ecotherapy: Healing with nature in mind. — San Francisco CA: Sierra Club Books, 2009.
De Young R. Restoring mental vitality in an endangered world // Ecopsychology. — 2010. — 2. — P. 13–22.
De Young R. Environmental psychology overview // In S. R. Klein and A. H. Huffman (Eds.), Green organizations: Driving change with IO psychology (pp. 17–33). — New York: Routledge, 2013. Dissanayake E. What is art for? — Seattle and London: University of Washington Press, 2002. Doherty T. J. Psychologies of the environment // Ecopsychology. — 2011. — 3. — P. 75–77.
Estrella K. Social activism within expressive arts therapy // Art in action. Expressive
arts therapy and social change (eds. E. Levine, S. Levine). — London: Jessica Kingsley Publishers, 2011. — P. 42–52. Goldsworthy J. Resurrecting a model of integrating individual work with community development and social action. // Community Development Journal. — 2002. — 37 (4). — P. 327–337.
Heimets, M. The phenomenon of personalization of the environment // Journal of Russian & East European Psychology. — 1994. — 32 (3). — P. 24–32.
Henley, D. A consideration of the studio as therapeutic intervention // Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association. — 1995. — 12(3). — P. 188–190.
Kalmanowitz D. and Lloyd B. The portable studio. Art therapy and political conflict: Initiatives in former Yugoslavia and South Africa. — London: Health Education Authority, 1997.
Kalmanowitz, D., & Lloyd, B. Inhabiting the uninhabitable: The use of art-making with teachers in Southwest Kosovo // The Arts in Psychotherapy. — 2002. — 29(1). — P. 41–52.
Kalmanowitz, D., & Lloyd, B. Inside the portable studio: Art therapy in the former Yugoslavia 1994–2002. // Art therapy and political violence: With art without illusion (eds. D. Kalmanowitz, B. Lloyd). — New York, NY: Routledge. 2005. — P. 106–125. Kalmanowitz D. and Lloyd B. Inside-out outside-in: Found objects and Portable Studio // In E.G. Levine and S.K. Levine (Eds.), Art in action. Expressive arts therapy and social change (pp.104-127). — London and Philadelphia: Jessica Kingsley, 2011.
Kapitan L., Litell M., & Torres A. Creative art therapy in a community's participatory research and social transformation // Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association. — 2011. — 28 (2). — P. 64–73.
Kaplan F. F. (Ed.). Art therapy and social action: Treating the world's wounds. — London and Philadelphia, PA: Jessica Kingsley, 2007.
Kaplan R. The nature of the view from home // Environment and Behavior. — 2001. — 33(4). — P. 507–542.
Kaplan S. The restorative benefits of nature: Toward an integrative framework // Journal of Environmental Psychology. — 1995a. — 15. — P. 169–182.
Kaplan S. The urban forest as a source of psychological well being // In G. A. Bradley (Ed.), Urban forest landscapes: Integrating multidisciplinary perspectives (pp. 100–110). — Seattle: University of Washington Press, 1995b.
Kaplan R., & Kaplan S. The experience of nature. — Cambridge, England: Cambridge University Press, 1989.
Kaplan R. and Kaplan S. Restorative experience: the healing power of nearby nature // In
M. Francis and R.T. Hester (Eds.), The meaning of gardens: Idea, place and action. — Cambridge, MA: MIT Press, 1990.
Kaplan R. and Kaplan S. Preference, restoration, and meaningful action in the context of nearby nature // In
P. F. Barlett (Ed.) Urban Place: Reconnecting with the natural world (pp. 271– 298). — Cambridge, MA: MIT Press, 2005.
Kellert S. R. and Derr V. A national study of outdoor wilderness experience. — Yale: School of Forestry and Environmental Studies, Yale University, 1998. Kopytin A. Green Studio: Eco-perspective on the therapeutic setting in art therapy // In
A. Kopytin and M. Rugh (Eds.) Green Studio: nature and the arts in therapy. — New York: Nova Science Publishers, 2016, pp. 3–26.
Kopytin A., Rugh M. (Eds.). Green Studio: nature and the arts in therapy. — New York: Nova Science Publishers, 2016.
Kramer E. Art as therapy with children. — New York: Schocken Books, 1971.
Levine S. K. Poiesis: The language of psychology and the speech of the soul. — Toronto: Palmerston Press/Jessica Kingsley, 1992. Levine S. K. Art opens to the world: Expressive arts and social action // In
E.G. Levine and S.K. Levine (Eds.), Art in action. Expressive arts therapy and social change (pp. 21–30). — London and Philadelphia: Jessica Kingsley, 2011.
Lowenfeld V. The nature of creative activity (2nd ed.). — London: Routledge and Kegan Paul, 1952,
Lowenfeld V. Your child and his art. — New York: Macmillan, 1954.
Lowenfeld V. Creative and mental growth. (3rd ed.). — New York: Macmillan, 1957.
McNiff S. Keeping the studio // Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association. — 1995. — 12 (3). — P. 68–76.
McNiff S. Art therapy: A spectrum of partnerships // The Arts In Psychotherapy. — 1997. — 24(1). — P. 37–44.
McNiff S. Art heals: How creativity cures the soul. — Boston, MA: Shambhala, 2004.
McNiff S. From the studio to the world // In
E.G. Levine and S.K. Levine (Eds.), Art in action. Expressive arts therapy and social change (pp. 78–92). — London and Philadelphia: Jessica Kingsley, 2011.
Moon C. H. Studio art therapy: Cultivating the artist identity in the art therapist. — Philadelphia, PA: Jessica Kingsley, 2002.
Moon C. H. Materials and media in art therapy: Critical understandings of diverse artistic vocabularies. — New York, NY: Routledge, 2010.
Naess A. Lifestyle trends within the deep ecology movement // In
A. Drengson and B. Devall (Eds.). The ecology of wisdom: Writings by Arne Naess (pp.140141). — Berkeley, CA: Counterpoint Press, 2008.
Nelson G. and Prilleltensky I. (Eds.) Community psychology: In pursuit of liberation and well-being. — New York: Palgrave
Macmillan, 2005. Prilleltensky I. and Nelson G. Doing psychology critically: Making a difference in diverse settings. — New York: Palgrave Macmillan, 2002.
Rossiter A. The professional is political: An interpretation of the problem of the past in solution-focused therapy // American Journal of Orthopsychiatry. — 2000. — 70 (2). — P. 150–161.
Roszak, T. The Voice of the Earth. — New York: Simon & Schuster, 1992.
Schaverien J. The picture within the frame // Pictures at an exhibition (eds. A. Gilroy, T. Dalley). — London, Tavistock and Routledge, 1989. — P. 34–46.
Spaniol S. "Learned hopefulness": An arts-based approach to participatory action research // Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association. — 2005. — 22(2). — P. 86–91.
Timm-Bottos J. Constructing creative community: Reviving health and justice through community arts // Canadian Art Therapy Association Journal. — 2006. — 19 (2). — P. 12–27.
Timm-Bottos J. Endangered threads: Socially committed community art action // Art Therapy: Journal of the American Art Therapy Association. — 2011. — 28 (2). — P. 57–63.
Wilson E. O. Biophilia. — Cambridge, MA: Harvard University Press, 1984.

Сведения об авторе:
Копытин Александр — доктор медицинских наук, профессор кафедры психологии СанктПетербургской академии постдипломного педагогического образования, доцент кафедры психотерапии Северо-Западного государственного медицинского университета им. И. И. Мечникова.