Если мышление в образах ближе к бессознательному, что можно сказать о психических реальностях, которые вовлекаются в ходе таких сессий? Каждый раз, когда мы предоставляем медиирующий объект, мы вызываем к жизни целый набор внутренних образов, которым необходимо отвести психическое пространство. В нашем предсознании внутренние образы развертываются, выражаются и «производятся». С топической точки зрения предсознание обладает особенностью — иметь сторону, близкую к бессознательному, выражающуюся через формы представления, свойственные первичному процессу, то есть «мышлению в образах», и сторону, близкую к сознанию, которая до 1920 года Фрейдом называлась системой предсознание-сознание, выражающейся через формы вторичного процесса. Биполярная природа предсознания делает его столь богатым: в нём заложена возможность быть зоной транзита, промежуточным пространством для обмена — обмена внутренними образами, которые выражаются и развёртываются благодаря промежуточным представлениям как самого субъекта, так и группы.
Фотография достигает статуса образа. Образы составляют элементы определённого множества внутренних образов, а сопровождающие их аффекты позволяют достичь ещё одного измерения.
Действительно, под тем, что создаётся внутренними образами и внутри них, скрыты другие психические «производства», которые по своей природе являются бессознательными: фантазмы, фантазмы бессознательного происхождения, первичные фантазмы, вокруг которых организуется психическая реальность. Таким образом, фантазмы соблазнения, кастрации и первичных сцен разыгрываются в группе через посредство фотографий и того, что о них говорится. Ведущий группы говорит об этом, но без обращения к традиционным психоаналитическим интерпретациям. Вместо этого он/она участвует, как и любой другой член группы, выбирая фотографию, позволяя себе высказаться о том, что он/она видит в фотографиях, выбранных и представленных другими участниками, ограничиваясь тем, чтобы сказать, что он/она видит в каждой из них, как это делают и остальные.
Комментарии, которые мы делаем по поводу фотографии, выбранной другим человеком, действительно имеют интерпретативную ценность, и нередко можно почувствовать силу встречного интерпретативного высказывания, в нашем отказе видеть то, что другой увидел в «нашей» фотографии. Например: женщина яростно отвергла точку зрения другого участника, который увидел на фотографии мёртвого ребёнка в пустыне, тогда как для неё это был ребёнок, мирно спящий на горячем песке пляжа летом. Наши внутренние образы сталкиваются, поскольку они несут в себе инстинкты, инстинкты жизни и смерти.
Являются ли наши внутренние образы просто раскрытым содержанием, словно воспоминания, переживания и личная история каждого человека лежат в основе его/её внутренних образов как неизменный запас образов, навсегда отмеченный печатью Эроса или Танатоса, неизгладимо отпечатанный в нашем психическом функционировании?